ПРО ПСА Летнее время я часто проводил на даче. Других детей там не было и одним из развлечений, особенно вечером когда стемнеет, являлись старые научно-популярные журналы сложенные стопками на этажерке. Лет мне было 8-9 и взрослые журналы читались мной с трудом и не подряд. Вначале я вычитывал коротенькие рассказы с картиками и какими-нибудь приключениями или юмором. Освоенные таким образом статьи я перечитывал множество раз. Потом летняя дачная скука заставляла меня читать более длинные статьи без иллюстраций, разбираться в непонятных словах и сложных сюжетах. Один из таких постепенно понятых а потом зачитанных до дыр рассказов был о том как пёс ненароком натолкнул своего хозяина, химика-органика застрявшего на синтезе кардиологического препарата, на прорыв. Препарат был синтезирован и назван именем этого пса. Писал рассказ видимо химик и со знанием предмета. Недавно этот рассказ всплыл в памяти в деталях. Из зверушек у меня одни хомяки. Толку от них в моей науке ожидать не приходится. А с другой стороны, пользы от моей науки людям наверное существенно меньше чем от сердечных лекарств. Проект стоял уже почти год. Взялись мы за него позапрошлым летом втроём: аспирант, коллега и я. Поставили себе задачу. Быстренько доказали отсутствие решения в общем случае, прикинули частное решение, накидали несколько забавных обобщений. Осталось детально выписать алгоритм и доказать его корректность. Аспирант как-то тормозил. Коллега в детали вдаваться не стремился. Дело застопорилось. Я обозвал аспиранта чайником, махнул рукой на коллегу и полез сам. Однако задача оказалась сложнее чем представлялось в начале. Упрощяться она отказывалась и решать её приходилось во всей сложности. Сложное решение миру неинтересно: наука должна просвещать а не запутывать. Осенью я окончательно увяз и проект встал. Решение дошло до самого мутного места, дальше оно не двигалось и лишь с другой стороны этой трясины намечался просвет. Безрезультатные дни складывались в недели. Я пытался проходить вязкое место с разбега: улучшал уже сделанные части а потом тыкался в трясину. Некоторые места уже лоснились от переработок, а болото оставалось не пройдено. После очередного дня тщетных мытарств я приходил домой умотанный и злой. Домочадцы в такое время от меня шарахались. Недели начали собираться в месяцы. Подходила зима. Аспирант смотрел на меня с ехидством. Коллега оказывался очень занят, когда я пытался делиться моими неудачами. Я забывал места трясины, где я уже увязал, и тыкался туда снова. Обучение студентов стало подозрительно привлекательным занятием. Если так пойдёт, то мне и административная работа начнёт нравиться. Время подходило к в весне. Проект грозил оказаться к свалке заброшенных мной проектов. Я начал с завистью смотреть на людей, которые ходят на работу, делают там что-то полезное, а потом идут домой -- отдыхать, а не маяться ещё одним бессмысленно убитым днём. Интернет заманивал мелочами, о которых можно чуть-чуть почитать или посмотреть. Так безрезультатные дни проходили быстрее. Я начал замечать коллег, которые занимались чем-то очень важным, только не наукой. Аспиранту на глаза я старался не попадаться. Коллега не попадался мне. Однажды я позавидовал хомякам: их не маяла наука. Подходило лето. Летом на науку времени больше. Однако оно легко могло утонуть в трясине этого проекта. Внезапного прорыва не произошло. Пришлось детально описывать трясину и способ её прохода. Даже пару картинок пришлось нарисовать. Это было не очень элегантно, но достаточно чтобы читатели поверили доказательству корректности алгоритма. Я был на той стороне трясины. В рассказе, прочитанном в детстве на даче, за синтезирование препарата, химика-органика премировали заграничной командировкой. Оттуда он привёз собачих галет и съел их совместно со своим псом. Вот допишу статью, отошлю её на склад решенных залач, куплю пачку самых дорогих собачих галет, никому их не дам и сожру, блин, всё сам!